Мелкий чиновник полжизни копит на маленькое поместье, голодает. Наконец, его мечта исполняется, и чиновник превращается в толстого, самодовольного барина, самоуверенно рассуждающего о нуждах народа.
Встретившиеся на охоте ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин шли по полю.
- Иван Иваныч Чимша-Гималайский
- — ветеринарный врач, дворянин, высокий худощавый старик с длинными усами, рассказывает историю о своём брате Николае.
- Буркин
- — учитель гимназии и товарищ Ивана Иваныча.
Буркин предложил Ивану Иванычу рассказать обещанную накануне вечером поучительную историю, но тут начался сильный и затяжной дождь. Стало не до рассказов, и учитель предложил Ивану Иванычу укрыться у их общего знакомого Алёхина, поместье которого находилось неподалёку.
- Павел Константинович Алёхин
- — помещик, знакомый Ивана Иваныча и Буркина, высокий и полный человек с длинными волосами, похожий на учёного или художника.
Алёхина приятели нашли возле веялки. Был он немыт, давно небрит и одет в кальсоны и грязную рубаху, подпоясанную верёвкой. Когда он вместе с гостями отправился мыться в купальню, «вода около него стала тёмно-синей, как чернила».
Алёхин принял гостей радушно, поселил в парадных комнатах. Прислуживала им молодая и очень красивая горничная. До истории Ивана Иваныча очередь дошла только после ужина.
Ветеринар рассказал о своём младшем брате Николае.
- Николай Иваныч Чимша-Гималайский
- — младший брат Ивана Иваныча, мелкий чиновник, вначале бедный, робкий и добрый, после покупки поместья - сытый и самоуверенный.
Отец их из простых солдат дослужился до офицера, оставив сыновьям наследный дворянский титул и маленькое имение. После смерти отца имение «оттягали за долги», Иван Иваныч «пошёл по учёной части», а Николай стал мелким чиновником.
В «казённой палате» Николай тосковал, вспоминал детство, проведённое в поместье, на лоне природы, и мечтал о собственной усадебке. Иван Иванович не поддерживал мечтаний своего доброго и кроткого брата, считая, что прятаться в усадьбе «от борьбы, от житейского шума» — это проявление лени и эгоизма, своего рода «монашество без подвига».
Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.
Просиживая штаны в канцелярии, Николай читал сельскохозяйственные книжки, советы в календарях и копил на усадебку с барским домом, садом, прудом с гусями и карасями. И в каждой его мечте непременно присутствовали кусты крыжовника, ставшие для Николая символом барской жизни.
Жил Николай скупо, недоедал и каждую сэкономленную копейку нёс в банк. Шли годы. Николая перевели в другую губернию, где он женился ради денег на старой и некрасивой вдове. Жену он держал впроголодь, та начала чахнуть и через три года такой жизни умерла. Николай ни на миг не почувствовал себя виноватым в её смерти.
Наконец, он начал «высматривать себе имение» и выбрал совсем не то, о чём мечтал. Не было там ни фруктового сада, ни прудов с карасями, ни крыжовника. Была только река, загрязнённая кирпичным и костопальным заводами, между которыми и находилось имение. Николай, однако, не горевал, посадил двадцать кустов крыжовника «и зажил помещиком».
В прошлом году Иван Иваныч проведал брата в имении, названном Гималайским. Встретила его толстая кухарка, похожая на свинью. Николай постарел, растолстел и тоже стал похож на свинью. Он стал с гордостью показывать брату имение, и Иван Иваныч с горечью увидел, что «робкий бедняга-чиновник» стал настоящим барином.
Николай судился с обоими заводами, заставлял мужиков называть себя «высокоблагородием», «и добрые дела творил не просто, а с важностью». На свои именины он служил молебен и ставил мужикам полведра водки, считая, что так положено.
Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое.
Когда-то Николай боялся иметь собственное мнение, а теперь решил, что знает народ, и изрекал «одни только истины»: образование для народа необходимо, но преждевременно, а телесные наказания в общем вредны, но иногда полезны и необходимы. Он считал себя дворянином, забыв, что его отец был солдатом, и гордился своей несообразной фамилией.
Вечером кухарка поставила на стол тарелку крыжовника — первый урожай с посаженных Николаем кустов. Ягоды были твёрдые и кислые, но Николай ел их с жадностью и нахваливал. Иван Иваныч видел перед собой «счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно», и им овладело «тяжёлое чувство, близкое к отчаянию».
Ночью Иван Иваныч слышал, как брат то и дело подходит к тарелке с крыжовником и ест его. Он думал, что мы видим только вот таких довольных всем людей, которые заслоняют «то, что страшно в жизни» — вырождение, пьянство, лицемерие, враньё. Только немая статистика знает, сколько людей сошло с ума от пьянства, сколько детей умерло с голоду.
…очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут своё бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно.
Иван Иваныч понял, что он тоже всегда был доволен, счастлив и часто самодовольно рассуждал о народе, образовании, вере и свободе. Он считал, что и с образованием, и со свободой надо подождать, но теперь уверен, что несправедливо ждать, когда страдают люди. Неужели стоять возле рва и дожидаться, что он затянется илом, лучше, чем перепрыгнуть через него или построить мост?
От брата Иван Иваныч уехал рано утром и с тех пор невзлюбил город. Ему стало ненавистно мещанское счастье, выглядывающее из каждого окна. При виде его Иван Иваныч раздражается, скорбит и сожалеет, что слишком стар для борьбы.
Закончив рассказ, Иван Иваныч попросил Алёхина не успокаиваться, не давать счастью усыпить себя, а делать добро, ведь смысл жизни не в счастье, «а в чём-то более разумном и великом».
Буркину и Алёхину рассказ Ивана Иваныча показался скучным и неинтересным. Они сидели в красивой комнате с портретами дам и господ на стенах, и здесь хотелось слушать рассказы о красивых женщинах, а не о чиновнике, «который ел крыжовник».
Наконец, все легли спать. В окна всю ночь стучал дождь.