Друзья заехали к богатой вдове, но были приняты холодно и отправились к сыну помещика. В имении нигилист занялся наукой, а сын помещика нашёл старые письма матери вдовы и решил отвезти их вдове.
Деление пересказа на главы — условное.
Неудачный визит в Никольское
Друзья доехали до постоялого двора молча: Базаров был недоволен собой, а «Аркадий был недоволен им». Сменив лошадей, кучер спросил, куда ехать — направо или налево. Дорога направо вела в Марьино, налево — в Никольское. Понимая, что совершает глупость, Аркадий велел свернуть налево. Базаров не возражал.
В Никольском их явно не ожидали. Дворецкий провёл их в гостиную, где они довольно долго просидели в одиночестве, с «глупыми физиономиями». Наконец, к ним вышла Одинцова. Было видно, что она удивлена и не слишком обрадована. Друзья поспешили сообщить, что заехали ненадолго, по дороге в город.
Вскоре к Одинцовой присоединилась княжна Авдотья Степановна, злая и заспанная. Катя не появилась — ей нездоровилось, и она не выходила из комнаты. Аркадий вдруг понял, что хотел увидеть Катю не меньше, чем Одинцову. Через четыре часа разговоров ни о чём гости собрались уезжать.
Прощаясь, Одинцова на миг стала прежней гостеприимной хозяйкой и пригласила их приезжать, когда пройдёт её хандра. Базаров с Аркадием откланялись и отправились в Марьино.
В продолжение всей дороги ни тот, ни другой не упомянул даже имени Одинцовой; Базаров в особенности почти не раскрывал рта и всё глядел в сторону, прочь от дороги, с каким-то ожесточённым напряжением.
Возвращение в Марьино
В Марьине друзьям обрадовались. Николай Петрович, которого начало тревожить долгое отсутствие сына, «вскрикнул, заболтал ногами и подпрыгнул на диване», а Павел Петрович улыбнулся и пожал руки вернувшимся странникам.
Слуги тоже оживились и забегали, желая угодить молодым господам.
Хозяйственные трудности Кирсановых
Пока друзья путешествовали, жизнь в Марьине «не слишком красиво складывалась». Хозяйство Николая Петровича разваливалось: наёмные работники требовали прибавки и не хотели работать, сбруя рвалась, лошади болели. Из двух молотильных машин, купленных в Москве, одна оказалась слишком громоздкой, а другая сломалась.
Сгорело пол скотного двора, управляющий обленился, растолстел «на вольных хлебах» и большую часть дня спал. Мужики не платили в срок оброка, по ночам пускали своих лошадей пастись на полях Николая Петровича, и постоянно ссорились.
…внезапно закипала драка, и всё вдруг поднималось на ноги, как по команде, всё сбегалось перед крылечко конторы, лезло к барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и требовало суда и расправы…
Николаю Петровичу приходилось разбирать ссоры и ругаться до хрипоты. Рабочих рук тем временем не хватало, жнецы требовали неслыханную плату, хлеб осыпался и луга никто не косил. Николай Петрович жаловался брату, а тот призывал к спокойствию, «хмурился и подёргивал усы».
Аркадий находит повод
Базаров во все эти дрязги не вникал, резал лягушек и занимался химией. Аркадий не был против «агрономической деятельности» и пытался помочь отцу, но голова его была занята другим: он постоянно думал о Никольском. Раньше он не представлял, что можно скучать рядом с Базаровым, да ещё и в родном поместье, но теперь ему было скучно и не спалось по ночам. Не помогали даже долгие прогулки.
Однажды Аркадий узнал, что сохранились письма, которые мать Одинцовой писала его матери. Он заставил отца их найти и, после недолгих сомнений, отправился в Никольское.
Беспрерывно погоняя ямщика, нёсся он туда, как молодой офицер на сраженье: и страшно ему было, и весело, нетерпение его душило. «Главное — не надо думать», — твердил он самому себе.
Снова в Никольское
Ямщик Аркадию попался лихой — он останавливался у каждого кабака, а выпив, не жалел лошадей. Наконец, Аркадий увидел аллею стриженных ёлок, а на ней — Катю. Девушка обрадовалась, покраснела и отвела гостя к сестре.
Одинцова встретила смущённого Аркадия радушно, с ласковой улыбкой. Он начал объяснять, что привёз неожиданный сюрприз, но она перебила его и сказала: «Вы себя привезли; это лучше всего».