Пропала совесть

Названия глав — условные.

Совесть идёт по миру

Пропала совесть, а люди жили по-прежнему. Некоторые даже почувствовали себя свободнее, удобнее стало льстить, обманывать, клеветать и подставлять подножки ближним. Ничего не огорчало людей и не заставляло их задуматься.

Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и та нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть.

Самые умные поняли, что избавились от последнего ига, и поспешили этим восполь­зоваться.

А совесть, оплёванная и истоптанная, лежала на дороге, и каждый отшвыривал её ногой как грязную, ненужную тряпку. Продолжалось это, пока «негодную тряпицу» не подобрал несчастный пропойца, понадеявшийся получить за неё шкалик.

Вдруг голова пропойцы освободилась от винных паров, к нему вернулась память, проснулся страх. Прошлое показалось ему «сплошным безобразным преступлением». На его руках и прежде были цепи, но проснувшаяся совесть вдвое утяжелила их. Толпа смотрела на плачущего пропойцу и издевалась над ним, не понимая, что «лютейшая из всех горестей, — это горесть внезапно обретённой совести».

От совести надо было поскорее избавиться, и пропойца оставил её в питейном доме, где торговал его знакомый Прохорыч.

Кабатчик Прохорыч

Совесть немедленно шепнула Прохорычу, что народ спаивать нехорошо, да ещё и с липовым патентом. Понял Прохорыч, что теперь ему осталось только перебить все бутылки и вылить вино в канаву. Приняв такое решение, он лёг спать и спал как младенец, с чистой совестью.

Жена Прохорыча считала, что «в кабацком деле» совесть — вещь лишняя и только мешает получать прибыль. Рано утром она выкрала у мужа совесть и сунула её в карман пальто квартального надзирателя.

Квартальный надзиратель Ловец

Ловец шёл мимо питейного дома на рынок, чтобы собрать с торговцев мзду.

Вид у него был не то чтоб наглый, а устреми­тельный. Руки были не то чтоб слишком озорные, но охотно зацепляли все, что попадалось по дороге. Словом сказать, был лихоимец порядочный.

Обретя совесть, Ловец вдруг понял, что товары на рынке принадлежат вовсе не ему, и запускать лапу в чужое имущество нехорошо. Мужики увидели, что Ловец очумел, и начали над ним издеваться. К жене он вернулся без добычи, пальто снял и тут же стал прежним — совесть-то в кармане осталась.

Решил Ловец вернуться на рынок, надел пальто, вышел на улицу и тут же почувствовал давление совести. Ему показалось, что даже деньги у него в кошельке не его, и Ловец раздал их народу, а домой толпу нищих привёл и велел жене накормить их.

Жена увидела, что с мужем что-то неладное происходит, уложила его спать, а сама пошарила в карманах его пальто и нашла совесть. Стала она думать, кому бы совесть сбыть, чтобы она человека не отяготила, «а только маленько в беспокойство привела», и решила, что лучше всего для этого подходит Самуил Давыдыч Бржоцский.

Финансист Бржоцкий

Самуил Давыдыч геройски выдержал все пытки совести, но не вернул ни копейки из украденных им денег. Совесть он пожертвовал «в некоторое благотво­ри­тельное учреждение, которым заведовал один знакомый ему генерала», приложив к ней сторублёвую ассигнацию.

После этого Самуил Давыдыч сразу позабыл о муках совести и выдумал такую диковинную афёру, что все ахнули.

Совесть находит последнее пристанище

Долго передавали бедную совесть из рук в руки и думали только о том, как от неё быстрее отделаться. Наконец, совести и самой надоело скитаться.

— За что вы меня тираните! — жаловалась бедная совесть, — за что вы мной, словно отымалкой какой, помыкаете?

Попросила она своего последнего владельца, нищего мещанина, найти русское дитя и спрятать её в его чистом сердце. Может, хоть младенец совесть приютит и в люди выведет. Мещанин так и сделал.

Ребёнок вырастет вместе с живущей в нём совестью, сам станет большим и совесть вырастет. Станет совесть распоряжаться всем сама, и несправед­ливость, коварство и насилие исчезнут.