Всю жизнь волк убивает и разбойничает, чтобы добыть еду себе и своей семье. К старости он понимает, что убивать — плохо, но иначе жить не может, поэтому решает покончить с жизнью, сдавшись охотникам.
Волк — самый жестокий хищник, живущий в умеренном и северном климатах.
Однако ж не по своей воле он так жесток, а потому, что комплекция у него каверзная: ничего он, кроме мясного, есть не может.
Волк может достать мясо только одним способом — убив живое существо. Но умирать никому не хочется, поэтому тот, кто посильнее, от него сам отобьётся, а того, кто послабее, другие защитят. Частенько приходится волку голодать, ходить с помятыми боками, и тогда он воет так, что «у всякой живой твари, от страху да от тоски, душа в пятки уходит». А волчица ему ещё тоскливее подвывает, ведь у неё волчата, которых нечем накормить.
Все звери ненавидят волка, называют разбойником и душегубом. Мужики на него охотятся, волчьи ямы роют, капканы ставят, а виноват волк только тем, что по-другому жить не может.
И всё-таки нашёлся один волк, который к старости начал понимать, что «есть в его жизни что-то неладное». В молодости он день и ночь разбойничал и никогда не голодал: то стадо овец вырежет, то лесника убьёт, то ребёнка украдёт — и всё ему с рук сходило. Весь лес его проклинал, а он от этого «лютей и лютей становился». Вот так, разбойничая, дожил он до тех лет, когда волков начинают называть «матёрыми», отяжелел немного, но разбойничать не перестал.
Однажды он нечаянно попался в лапы к медведю Михайло Иванычу Топтыгину. Тот волков не любил, потому что они частенько нападали на него всей стаей, шкуру портили. Стал медведь выяснять, есть ли у волка совесть. Тот клялся, что без совести ни дня прожить нельзя, да только есть ему что-то надо и волчат с волчицей кормить, а питаться он может только мясом. Хорошо медведю — он и медка полижет, и ягод поест, и овса пожуёт, а зимой ему и лапы хватает. Волку же круглый год пищу добывать надо, и без душегубства тут не обойтись. Подумал медведь и отпустил волка на все четыре стороны.
Пренесчастнейший ты есть зверь… Не могу я тебя судить, хоть и знаю, что много беру на душу греха, отпуская тебя… На твоём месте я не только бы жизнью не дорожил, а за благо бы смерть для себя почитал!
Наконец, пришла к волку старость, стал он не так силён и проворен, да ещё и мужик ему спину поленом ушиб. Не мог теперь волк ни зайца догнать, ни овечку из стада унести, сидел в логове и выл от голода.
Однажды волку повезло — сумел он ягнёнка из стада уволочь. Обычно овцы молча смерти ждут, а этот ягнёнок вдруг начал жалобно просить волка отпустить его к маме. Вспомнились тут волку слова медведя, отпустил он ягнёнка и побрёл в логово, чтобы как следует поразмыслить.
Умом волк понимал, что без убийств и разбоев умрёт он голодной смертью, но в ушах у него так и гремело: «Проклятый! душегуб! живорез!»
Положим, несправедливо его проклинают, нерезонно: не своей волей он разбойничает, — но как не проклинать! Сколько он зверья на своем веку погубил! сколько баб, мужиков обездолил, на всю жизнь несчастными сделал!
Видно, прав оказался медведь, и осталось волку только руки на себя наложить, вот только сделать этого зверь не может. Много лет мучили волка эти мысли, но голод всё равно заставлял его убивать.
Наконец, сжалилась над ним судьба — появились в том лесу охотники, устроили на волка облаву, а он уже и не пытался вырваться и вышел, опустив голову, навстречу «смерти-избавительницы».
