Весна 45-го застала нас в Серпухове. После всего, что было на фронте, госпитальная белизна и тишина показались нам чем-то неправдоподобным. Пал Будапешт, была взята Вена. Палатное радио не выключалось даже ночью.
«На войне как в шахматах, — сказал лежавший в дальнем углу Саша Селиванов, смуглый волгарь с татарской раскосиной. — Е-два — е-четыре, бац! И нету пешки!»
Сашина толсто забинтованная нога торчала над щитком кровати наподобие пушки, за что его прозвали Самоходкой.
«Нешто не навоевался?» — басил мой правый сосед Бородухов. Он был из мезенских мужиков-лесовиков, уже в летах.
Слева от меня лежал солдат Копёшкин. У Копёшкина перебиты обе руки, повреждены шейные позвонки, имелись и ещё какие-то увечья. Его замуровали в сплошной нагрудный гипс, а голову прибинтовали к лубку, подведённому под затылок. Копёшкин лежал только навзничь, и обе его руки, согнутые в локтях, тоже были забинтованы до самых пальцев.
В последние дни Копёшкину стало худо. Говорил он все реже, да и то безголосо, одними только губами. Что-то ломало его, жгло под гипсовым скафандром, он вовсе усох лицом.
Как-то раз на его имя пришло письмо из дома. Листочек развернули и вставили ему в руки. Весь остаток дня листок проторчал в неподвижных руках Копёшкина. Лишь на следующее утро попросил перевернуть его другой стороной и долго рассматривал обратный адрес.
Рухнул, капитулировал наконец и сам Берлин! Но война все ещё продолжалась и третьего мая, и пятого, и седьмого... Сколько же ещё?!
Ночью восьмого мая я проснулся от звука хрумкавших по коридору сапог. Начальник госпиталя полковник Туранцев разговаривал со своим замом по хозчасти Звонарчуком: «Выдать всем чистое — постель, белье. Заколите кабана. Потом, хорошо бы к обеду вина...»
Шаги и голоса отдалились. Внезапно Саенко вскинул руки: «Все! Конец!» — завопил он. И, не находя больше слов, круто, счастливо выматерился на всю палату«.
За окном сочно расцвела малиновая ракета, рассыпалась гроздьями. С ней скрестилась зелёная. Потом слаженно забасили гудки.
Едва дождавшись рассвета, все, кто мог, повалили на улицу. Коридор гудел от скрипа и стука костылей. Госпитальный садик наполнялся гомоном людей.
И вдруг грянул неизвестно откуда взявшийся оркестр: «Вставай, страна огромная...»
Перед обедом нам сменили белье, побрили, потом зарёванная тётя Зина разносила суп из кабана, а Звонарчук внёс поднос с несколькими темно-красными стаканами: «С победою вас, товарищи».
После обеда, захмелев, все стали мечтать о возвращении на родину, хвалили свои места. Зашевелил пальцами и Копёшкин. Саенко припрыгал, наклонился над ним: «Ага, ясно. Говорит, у них тоже хорошо. Это где ж такое? А-а, ясно... Пензяк ты».
Я пытался представить себе родину Копёшкина. Нарисовал бревенчатую избу с тремя оконцами, косматое дерево, похожее на перевёрнутый веник. И вложил эту неказистую картинку ему в руку. Он еле заметно одобрительно закивал заострившимся носом.
До сумерек он держал мою картинку в руках. А самого его, оказывается, уже не было. Он ушёл незаметно, никто не заметил когда.
Санитары унесли носилки. А вино, к которому он не притронулся, мы выпили в его память.
В вечернем небе снова вспыхивали праздничные ракеты.
Экранизация 🎥
Электронная книга
Читайте также
-
Севастопольские рассказы
Лев Толстой · цикл рассказов«Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; тёмно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждёт первого луча, чтобы заиграть весёлым блеском; ...
-
У войны не женское лицо
Светлана АлексиевичВоспоминания женщин, прошедших войну: артиллеристок, снайперов, сапёров, лётчиц, прачек, пекарей, медсестёр, партизанок.
-
Судьба человека 👨👦
Михаил Шолохов · рассказСоветский шофёр жил с любимой женой и растил детей. Началась война. Он ушёл на фронт, попал в плен, но героически оттуда сбежал. Узнав, что вся его семья погибла, он усыновил мальчика-беспризорника.
-
Дни Турбиных
Михаил Булгаков · пьесаВечер. Квартира Турбиных. В камине огонь, часы бьют девять раз. Алексей Васильевич Турбин, полковник-артиллерист 30 лет, склонился над бумагами, его 18-летний брат Николка играет на гитаре и поёт: «Хуже слухи каждый час...
-
Кентерберийские рассказы
Джефри Чосер · сборникВесной, в апреле, когда земля просыпается от зимней спячки, со всех сторон Англии стекаются вереницы паломников в аббатство Кентербери поклониться мощам святого Фомы Бекета...
-
Плацдарм
Виктор Астафьев · романСоветский полк идёт в бой. Часть солдат тонет при переправе, а подмогу ещё на подходе уничтожает враг. Но благодаря «упрямству, дошедшему до массовой истерии» им всё же удаётся занять важный плацдарм.
-
Вечер на бивуаке
Александр Бестужев · рассказНебогатый мужчина полюбил бессердечную девушку, дрался из-за неё на дуэли, а она вышла замуж за его соперника. Тот промотал приданое, бросил смертельно больную жену, и она умерла на руках мужчины.
-
Чёрная рада
Пантелеймон Кулиш · романВ период раскола на Украине несколько человек боролись за власть и титул гетмана. Кульминацией этого противостояния стала Чёрная рада. После избрания новый гетман избавился от побеждённых соперников.
-
Кладовая солнца 🐺
Михаил Пришвин · повестьДети, брат с сестрой, пошли на болото за клюквой, поругались и разошлись. Брат попал в трясину, его спасла собака лесника. За собакой следил волк, брат убил его, нашёл сестру, и они вернулись домой.
-
Гуси-лебеди
Константин Воробьёв · рассказРазведчик-партизан пропал без вести, его возлюбленная отправилась его искать и тоже пропала. После войны выживший разведчик услышал от постороннего историю своей любви и понял, что любимая жива.
-
Чертопханов и Недопюскин
Иван Тургенев · рассказОбнищавший помещик, ожесточившийся гордец и забияка, познакомился с бедным чиновником, добрым, мягким, ленивым сластолюбцем, заступился за него и взялся его опекать. С тех пор друзья стали неразлучны.
-
Они сражались за Родину
Михаил Шолохов · роман1941−42 гг. Три друга-однополчанина, прошедшие вместе первые годы войны, защищают переправу советских войск через Дон. Их полк с честью выполняет задачу, сумев сохранить при этом полковое знамя.