Мишке Пряслину недолго приходилось жить дома. С осени до весны — на лесозаготовках, потом сплав, потом страда, потом снова лес. А как появится в Пекашине — бабы наваливаются: этой поправь крышу, той подними дверь. Нет мужиков в Пекашине.
В этот раз, как всегда, дома его ждали. Мишка приехал с возом сена, расспросил о ребятах, наорал за упущения, потом достал гостинцы — Егорша Ставров, лучший друг, уступил ему свои промтоварные талоны. Но парни к подаркам отнеслись сдержанно. А вот когда он вынул буханку ржаного хлеба... Много лет не было в их доме такого богатства — ели мох, толкли в ступе сосновую заболонь.
Младшая сестрёнка выложила новость: завтра с утра бабы будут корову в силосную яму загонять. Хитрость такая: забивать колхозную скотину нельзя, а вот если подвести её под несчастный случай да составить акт... Пустилась на такой расход председательша потому, что бабы потребовали: уж лето, а они так и не отпраздновали победу. В застолье поднялась Анфиса и выпила за Мишку — он за первого мужика всю войну выстоял! Все бабы плеснули ему из своих стаканов, и в результате парень очутился на повети у Варвары Иняхиной.
Когда Анна Пряслина узнала, что сын её ходит к Варваре, сначала кинулась ругаться, потом на жалость стала брать: «Миша, пожалей нас...» Подговорила председательницу, и, словом, такое началось, что Варвара уехала жить в райцентр. С новым мужем.
Какие муки не приняли за войну пекашинцы, а лес — всем мукам мука. Подростков снимали с ученья, посылали стариков, а уж бабам скидки не было никакой. Хоть издохни в лесу, а план дай. «Терпите, бабы, — твердила Анфиса. — Кончится война». А война кончилась, жахнули задание больше прежнего. Страну надо отстраивать — так объяснил секретарь райкома товарищ Подрезов.
По осени вдобавок сдай налоги: зерно, шерсть, кожу, яйца молоко, мясо. На налоги объяснение другое — города нужно кормить. Ну, ясно, городские без мяса не могут. Вот и думай, мужик, сколько дадут на трудодни: а вдруг ничего? На юге засуха, откуда-то должно государство хлеб брать. Членов партии уже вызывали в правление по вопросу о добровольной сдаче зерна.
Чуть погодя правительство объявило закон о займе. Ганичев, уполномоченный райкома, предупредил: выше контрольной цифры можно, а ниже нельзя. С тем и пошли по избам. У Яковлевых не дали ни копейки — плохо началась подписка. Петр Житов предложил отдать три своих месячных заработка, девяносто трудодней, что в деньгах составляло 13 рублей 50 копеек. Пришлось припугнуть увольнением жены (она счетоводом работала). Дом Ильи Нетесова оставили напоследок — свой человек, коммунист. Илья с женой копили на козу, детишек-то полон дом. Ганичев стал агитировать насчёт сознательности, и Илья не подвёл, подписался на тысячу двести, предпочёл государственный интерес личному.
С начала навигации в район прибыло два первых трактора. На один из них сел Егорша Ставров, закончивший курсы механизации. Мишку Пряслина назначили бригадиром, и на заработки в лес поехала Лиза. Председателем же в Пекашине стал вернувшийся с фронта Лукашин.
У Пряслиных была и радость. В эту страду на покос выехала целая пряслинская бригада. Мать, Анна, глянула на пожню — вот он, её праздник! Равных Михаилу косарей в Пекашине нет давно, и Лизка ведёт покос на зависть. Но ведь и двойнята, Петр с Гришей, оба с косками...
Весть о беде привёз им Лукашин: Звездоня заболела. Кормилицу пришлось зарезать. И жизнь перекроилась. Второй коровы им было не видать. Тут пришёл к Лизке Егорша Ставров и сказал, что к вечеру приведёт из района корову. Но чтоб Лизка тогда шла за него замуж. Лизе Егорша нравился. Она подумала, что ведь и Семеновну-соседку на шестнадцатом году выдали, и ничего, прожила жизнь. И согласилась.
На свадьбе Илья Нетесов сказал Михаилу, что старшая его дочь, отцова любимица Валя, заболела туберкулёзом. Аукнулась коза-то.