Врач-нигилист и сын помещика посетили женщину, которая хвасталась своей образованностью и говорила о правах женщин. За шампанским она рассказала о молодой вдове, потом начался разгул, и гости ушли.
Деление пересказа на главы — условное.
Дом и внешность Кукшиной
Авдотья Никитишна Кукшина, или Евдоксия, жила в домике «на московский манер».

- Авдотья Никитишна Кукшина
- — дама, ещё молодая блондинка с круглыми глазами и маленьким вздёрнутым носиком, разведена и бездетна, неряшлива и глупа, считает себя просвещённой и эмансипированной.
Ситников дёрнул ручку звонка над криво прибитой табличкой с именем, и дверь открыла «какая-то не то служанка, не то компаньонка в чепце». Из глубины дома донёсся тонкий голос хозяйки — гостей пригласили войти.
Молодые люди вошли в комнату, похожую не на гостиную, а на рабочий кабинет. Пыльные столы были завалены бумагами, письмами и толстыми журналами, «везде белели разбросанные окурки папирос». Авдотья Кукшина, одетая в не очень опрятное шёлковое платье, возлежала на кожаном диване. Её «коротенькие руки» украшали крупные браслеты, голову покрывала кружевная косынка.
Характер и манеры Кукшиной
Кукшина встала с дивана, накинула на плечи «шубку на пожелтелом горностаевом меху» и лениво поздоровалась. Познакомившись с Базаровым, она заявила, что знает его и сразу начала называть его по фамилии. Базаров поморщился — Кукшина ему не понравилась, хотя в её «маленькой и невзрачной фигурке… не было ничего безобразного».
…выражение её лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: «Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?»
Было видно, что у Кукшиной, как и у Ситникова, «вечно скребло на душе». Её манеры были развязными и в то же время неловкими. Саму себя Кукшина считала добродушной и простой, но «всё у ней выходило, как дети говорят — нарочно, то есть не просто, не естественно».
Рассуждения о химии и «женском вопросе»
Развалившись в кресле, Ситников потребовал у Кукшиной завтрак с шампанским и заявил, что любовь к комфорту не мешает быть либералом. Кукшина считала, что мешает, и обратилась за поддержкой к Базарову, но тот её не поддержал, так как считал, что «кусок мяса лучше куска хлеба даже с химической точки зрения».
Кукшина сказала, что химия — её страсть, и она даже придумала мастику для изготовления кукол, но она ещё не готова, и «нужно ещё Либиха почитать». Затем она вдруг спросила, читал ли Базаров статью некоего Кислякова о женском труде, интересует ли его «женский вопрос… и школы тоже», чем занимается его приятель и как его зовут. Эти вопросы Кукшина небрежно роняла, не дожидаясь ответов.
Аркадий всё же представился, но Кукшиной это уже было неинтересно. Она заявила, что сердита на Ситникова, который защищает Жорж Санд, ведь эта «отсталая женщина… никаких идей не имеет ни о воспитании, ни о физиологии» и не может сравниться с Эмерсоном, и «гениальный господин» Елисевич написал удивительную статью о том, что без этих знаний в наше время обойтись нельзя.
Жизнь Кукшиной
Затем Кукшина попросила Базарова сесть рядом с ней на диван, сказала, что боится его, потому что он «опасный господин» и большой критик, рассмеялась, назвала себя отсталой «степной помещицей» и добавила, что действительно управляет поместьем, а её староста — «удивительный тип, точно Патфайндер Купера».
Раньше Кукшина проводила зимы в Москве, но потом развелась с мужем и окончательно поселилась в этом «несносном городе». Она гордилась тем, что свободна, бездетна и может уехать хоть в Париж, хоть в Гейдельберг, где живёт Бунзен. Базаров слушал её болтовню с невозмутимым видом.
Рассуждения об эмансипации
Наконец, принесли завтрак. Базаров поинтересовался, есть ли в городе хорошенькие женщины. Кукшина ответила, что есть, например, одна состоятельная помещица с сомнительной репутацией. К сожалению, все они дурно воспитаны, лишены свободы взглядов, и поэтому надо менять систему образования. Ситников заявил, что ничего изменить нельзя и местных женщин надо презирать, как это делает он, поскольку ни одна из них не способна понять беседу «серьёзных мужчин».
Возможность презирать и выражать своё презрение было самым приятным ощущением для Ситникова; он в особенности нападал на женщин, не подозревая того, что ему предстояло… пресмыкаться перед своей женой…
Базаров сказал, что хорошеньким женщинам не обязательно что-либо понимать. Кукшина спросила, не разделяет ли он мнение Прудова. Базаров надменно ответил, что ничьих мнений не разделяет, а имеет свои.
Ситников, довольный тем, что может резко «высказаться в присутствии человека, перед которым раболепствовал», закричал: «Долой авторитеты» и обвинил Кукшину в том, что она защищает «этих бабёнок». Кукшина ответила, что заступается «не за бабёнок, а за права женщин, которые… поклялась защищать до последней капли крови». Ситников смешался и сказал, что права женщин он не отрицает, но Кукшина назвала его славянофилом и последователем домостроя.
Завтрак, похожий на Бедлам
Спор прервал Базаров, отметивший, что шампанское кончилось. Ситникова посоветовала вместо того, чтобы нападать на женщин, прочесть книгу Мишле «О любви». Затем она томно пожелала «говорить о любви», но Базаров попросил рассказать о богатой помещице. Ситников рассказал, что помещица — прелестная молодая вдова, умная, богатая. К сожалению, она недостаточно развита, и ей стоит познакомиться с Кукшиной.
Завтрак продолжился. К концу четвёртой бутылки шампанского Кукшина болтала без умолку и спорила с Ситниковым.
Много толковали они о том, что такое брак — предрассудок или преступление, и какие родятся люди — одинаковые или нет? и в чём собственно состоит индивидуальность?
Раскрасневшаяся Кукшина начала петь романсы и цыганские песни, аккомпанируя себе на расстроенном фортепьяно, а Ситников, повязав на голову шарф, изображал «замирающего любовника». Аркадий не выдержал и заметил, что всё стало слишком похоже на Бедлам. Базаров, молча пивший шампанское, зевнул, встал и молча, не прощаясь, вышел вместе с Аркадием.
Ситников выскочил следом и, подобострастно крутясь возле Базарова, спросил: не правда ли, Кукшина «замечательная личность» и «высоконравственное явление». Базаров заметил, что заведение отца Ситникова тоже, наверное, высоконравственное явление, и указал на кабак, мимо которого проходил. Ситников, стыдившийся своего происхождения, визгливо рассмеялся.